Дочери мертвой империи [litres] - Кэролин Тара О'Нил

топот копыт. Ужас сковал мое тело, и я облокотилась на ближайшее дерево. Я оказалась в ловушке между взбешенной Евгенией и возможной смертью у чертовой стены.

Я заставила себя двигаться. Если за мной пришел командир Юровский, нужно убираться отсюда, пока Евгения не решила ему помочь.

Отыскав в стене широкую щель, я посмотрела наружу. Евгения вклинилась рядом, не оставив мне места. Мы толкались, пока я не заметила на поляне мужчин.

Лейтенант Вальчар и еще один чешский солдат. Они ехали на лошадях, растрепанные и грязные, но целые. Говорили шепотом, разглядывая поляну в поисках нас.

Я упала на колени и прижалась лбом к камню, почти трясясь от облегчения. Я была в паре мгновений от смерти, а теперь мы спасены.

– Он все-таки пришел, – сказала я Евгении.

Не ответив, она выпрямилась и пошла в пещеру.

Я побежала за ней:

– Женя, мы справились. Благодаря тебе. Мы справились.

Молча она взяла Буяна под уздцы и повела его наружу, а затем запрыгнула ему на спину, будто собиралась уехать без меня. Я подняла «Мертвые души», надеясь заманить ее обратно на землю. Но Евгения уже объезжала стену, возвращаясь к тропе. Я побежала следом.

– Привет! – радостно воскликнул лейтенант Вальчар, заметив нас.

Он и его товарищ подъехали к нам, нечаянно загородив Евгении дорогу. Она раздраженно потянула поводья на себя.

Лейтенант Вальчар вежливо снял фуражку. Несмотря на пятна крови на одежде, грязь и царапины на лице, он широко улыбался, обрадованный, что нашел нас.

– Хорошо, что ты жив, – сказала Евгения. – Берегите себя.

Улыбка лейтенанта потухла. Он наконец-то заметил тревогу на моем лице.

– Что-то не так? – спросил он.

– Я с вами не поеду, – сказала Евгения.

– Ты должна! – настаивала я. – Он знает, как ты выглядишь, как тебя зовут, где ты живешь. Он сказал, что за нами обеими идет армия, Женя. В глазах красноармейцев ты преступница. Тебе больше некуда идти. Это… это просто твоя вспыльчивость! – сказала я, злясь все сильнее. Она не могла уйти сейчас, когда оказалась в двух шагах от цели. Не сейчас, не с моей тайной на устах. Я протянула ей книгу: – Гляди, ты так распалилась, что забыла книгу отца. Ты сейчас не в себе. Слезай… и пошли с нами.

Она бросила взгляд на книгу.

– Оставь себе, – произнесла она. – Ты и твоя семья и так забрали все, что у меня было.

У меня перехватило дыхание, и я выронила книгу. Как она смеет?

– Подвинь лошадей, Вальчар, – сказала она.

Он подчинился и отвел лошадь, чтобы Евгения могла проехать.

– Евгения, вы можете пойти с нами, – сказал он. – Я пообещал вашей матери, что помогу вам обеим.

– Нет.

– Ладно. Будьте осторожны. Если понадобимся, мы в большом доме на севере от поселка. Подождем, пока красные не уйдут из Исети. Дом белый, с большими садами, у него сожжена… сожжен… верх, – закончил он, позабыв слово «крыша».

Евгения вновь мрачно рассмеялась. Мне захотелось ее как следует встряхнуть.

– Дом Герских. Куда же еще? – горько усмехнулась она. – Мы больше не увидимся.

Она уехала, не удостоив меня ни взглядом, ни словом. Я смотрела ей вслед. Покинутая. Замерзшая. Как лед.

Часть третья

Исеть

Глава 20

Евгения

Я хотела помочь Косте, но вместо этого обменяла его жизнь на царскую дочку. Совершила самую большую ошибку в своей жизни.

Дело не только в том, кем Анна была на самом деле, а в том, как она врала даже после того, как я увидела открытку. Словно я такая глупая, что не поверю собственным глазам. Словно все крестьяне тупые, как пробки.

Я думала, мы подруги. Она богатая, я бедная, но нам нравились одни и те же книги. Мы смеялись над одними и теми же вещами. Я думала, мы одинаковые.

А она оказалась Романовой. Не просто богатой, а богаче Церкви. Богаче Бога. Но вместо того, чтобы пожертвовать свои деньги на помощь нуждающимся, ее отец отправил Льва на смерть.

Его бюрократы и милиция обкрадывали нас. Он обложил нас налогами так, что нам стало нечего есть, а потом позволил дворянам забрать последние крохи.

А его отродье в это время плясала, пила чай и примеряла красивые платья. Вот какой была жизнь Анны. Ее не заботили простые люди. Наверняка она никогда не думала о крестьянах, которые потом и кровью оплачивали ее дворцы.

Теперь у нее нет выбора.

Я не смогу забыть, как она кричала о своем отце. Анна любила его так же сильно, как я любила батю. Она любила своих сестер, как я любила Льва и Костю. И она потеряла их, как потеряла и я. От этой мысли скрутило живот.

Анна всего лишь хотела остаться в живых. Проблема была во мне. Это я привела в дом Романову, потому что меня соблазнили блестящие камушки. Именно моя жадность убила Костю. Именно моя мягкость позволила ее слезам разжалобить меня. Если бы я была хорошим коммунистом, как Костя, этого бы не произошло. Костя был бы жив. Я была бы дома с ним и мамой, работала бы в поле, сражалась за нашу свободу.

А теперь у меня остались лишь Романова, чешский солдат и дом Герских, где они спрятались.

Я больше не могла находиться в их обществе. Мне нужны были мои люди.

Я направила Буяна в Исеть – она всего в паре верст от чертовой стены. Привязала Буяна к дереву на небольшой поляне, где он мог пожевать траву, цветы и попить из ручья. Опасно было оставлять его здесь вот так, но все же лучше, чем в поселке.

Сердцем Исети была церковь, возвышавшаяся на высоком холме. Несколько домиков вокруг образовывали центральную площадь. Сегодня не базарный день, но там собралось много народу. Красные солдаты бегали из церкви наружу и обратно, как муравьи у заплесневелого хлеба. Десятки жителей приносили овощи, зерно и ткани. Желающих помочь солдатам собралось столько, что образовалась приличная очередь.

Это сильно отличалось от Медного, где солдаты выжимали из нас все до капли. Здесь люди смеялись и дружелюбно болтали с солдатами. Они искренне хотели помочь армии. Отдавали то, что могли, а красные не требовали большего. Они понимали, что у нас ничего нет. Они сражались за нас.

«Мир, земля и хлеб» – девиз большевиков. Они прекратили войну с Германией. Позволили нам забрать земли у дворян. И оставили крестьян в покое, чтобы те могли спокойно выращивать зерно. Это все,